|
Ф / Фернандо Пессоа /
Лирика
ли девы, то ли нет, - Божественный посул земного счастья! О губы, чей вишневый вешний цвет Таил секрет любви и сладострастья!
Перстов неописуемый язык! И влажный зов, каким звучал язык! И полная победа совершенства В самодержавном скипетре блаженства! Отныне все - тоска, туман, обман И небыль. Дождь стихает. Адриан Склоняется над телом. Горе гневно:
Нам жизнь даруют боги - и берут, И красоту, создав ее, крадут, - Но самый плач щемит в груди плачевно: Объемлет стон грядущие века, И боль в душе настолько велика, Что нас не оставляет повседневно.
Он мертв и не вернется никогда. Сама Венера, зная Антиноя И зная - он погублен навсегда, Былые по Адонису печали Смещала с Адриановой тоскою. Но все слова любви бессильны стали.
И Аполлон поник, когда объяли - Уж не само ль объятье? - холода. Соски его двуглавою горою Лобзаний позабудут горный снег, Застынет кровь в теснине прежних нег, Твердыня страсти станет грудой льда. Тепло не ощутит тепла другого - И руки на затылке не скрестит, Когда, навскрыт распахнут и раскрыт, Всем телом ждешь касания чужого.
Дождь падает, а отрок возлежит, Как будто позабыв уроки страсти, Но ожидая: обожжет она Внезапным возвращеньем. Надлежит Былому жару быть у льда во власти. Не плоть, а пепел; смерть сильнее сна.
Как быть отныне с жизнью Адриану? С империей? Чем горе превозмочь? Кому запеть блаженную осанну? Настала ночь - И новых нег не чаешь и невмочь. Ночь вдовствует на ложе одиноком, Сиротствует не ждущий ночи день, Уста сомкнулись, только ненароком На миг окликнув на пути далеком В объятья смерти схваченную тень.
Блуждают руки, радость уронив. Дождь кончился, не ведаешь, давно ли, В нагое тело тусклый взор вперив. Лежит он, наготу полуприкрыв Движеньем сладострастья, а не боли. Он, возбуждавший страсть и поневоле, Любое пресыщенье претворив В любовный нескончаемый порыв.
Его уста и руки поспешали, Куда едва за ним ты поспевал. Казалось: он тебя опустошал. Усталости не ведая, печали И чувства. Он тебя околдовал, И наставал карнальный карнавал, Взывая окончаньем о начале.
"Любовь моя как пленница была И в муках отдавалась и брала, И боль свила гнездо в ее глубинах. Тебя похоронил великий Нил И выдал нам - и смерть зажала в львиных Объятиях превыше наших сил". И с этой мыслью страсть его (а страсть -
Всего лишь память о страстях минувших) Очнулась победительно в уснувших Бессильно чреслах и взыграла всласть. Мертвец восстал, и ожил, и, все ближе, Все ближе подходя, манил на ложе - И смертью не смиренная рука Проведала все подступы и входы Туда, где плоть не ведает свободы, - Нежна, неосязаемо легка... Парфянцы, вы жестоки и бесстыжи!
И вот припал к влюбленному в
|